Чувства патриотов и театралов хотят приравнять к чувствам верующих
В профильном комитете Госдумы обсудят предложения общественников о введении поправок в УК.
Комиссия Общественной палаты по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений выступила с инициативой ужесточить наказание за нарушение общественного порядка на объектах религиозного, национального и патриотического значения. Как сообщил «Известиям» председатель комиссии Иосиф Дискин, в ближайшее время предложения будут переданы в Госдуму. В их основе лежит принцип разграничения общественных пространств.
— Это единственный способ не дать людям, для которых религиозные и национальные ценности важны, почувствовать себя ущемленными, — заявил Иосиф Дискин. — Чтобы ряженые девки не плясали в церкви и чтобы было ясно, почему это недопустимо. И зачем надо ужесточать санкции за оскорбление национальных и патриотических чувств. В ближайшее время мы будем работать над этим с комитетом Госдумы по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных объединений.
В России оскорбление чувств верующих предусматривает административную ответственность, а с 2013 года после громкого дела о плясках в храме Христа Спасителя — и уголовную. По мнению председателя комиссии ОП, по аналогии надо ввести ответственность и за оскорбление других чувств. В частности, патриотических — например, если кто-то жарит голубей на Вечном огне. При этом на входах в храмы, музеи, места, «имеющие национальное или патриотическое значение», должны размещаться предупреждения о том, что нарушение правил поведения в них карается по Административному кодексу, а в отдельных случаях — и по Уголовному.
— Я считаю, что при неоднократном или особо циничном нарушении должна наступать уголовная ответственность, — сказал Иосиф Дискин.
По его словам, комиссия пришла к мнению о том, что необходима разработка соответствующих поправок в КоАП и УК. Кроме того, на местах свои правила могут устанавливать региональные и муниципальные власти, считает он.
Иосиф Дискин отметил, что таким же образом должны быть защищены от надругательств и культурные пространства, даже если там проходят постановки, которые кому-то не нравятся.
— Понятие «оскорбление религиозных чувств» не должно касаться содержания спектакля. Не нравится постановка — протестуй у входа в музей, — сказал Иосиф Дискин. —Зарегистрируй пикет, увещевай тех, кто туда идет. Без применения физической силы. Театр, концертный зал — это социальные пространства тех, кто пришел, кто заплатил деньги, сделал свой выбор. Памятники истории и культуры должны быть защищены законом. Хулиганство в музее, не говоря уже о порче музейных ценностей, недопустимо.
Первый зампредседателя комиссии ОП Максим Григорьев сказал «Известиям», что следует составить перечень действий, неприемлемых обществом, независимо от объекта и политических взглядов людей.
— Мы знаем примеры намеренного оскорбления памятников Великой Отечественной войны, воинских захоронений. Но бывали случаи, когда оскорбляли памятники жертвам политических репрессий, что также вызывало негативное отношение определенной части общества. И за то и за другое должно быть одинаковое наказание. Под защиту закона должны подпадать и музейные выставки, и театральные постановки. С помощью законодательства и работы с общественным мнением надо исключить попытки намеренного надругательства над любыми объектами. Основной вопрос — создать атмосферу общественного неприятия этих действий. Пока мы видим, что для различных общественных групп одно и то же действие считается нормальным, если направлено на один объект, и абсолютно неприемлемо, если на другой, — отметил Максим Григорьев.
В комитете ГД по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных объединений сказали, что обсудят предложения Общественной палаты, однако отметили, что к идее введения новых наказаний относятся с осторожностью.
— Нужно определить объекты регулирования. Сейчас вырабатывается правоприменительная практика по религиозным чувствам. Это очень сложный вопрос, — заявил «Известиям» председатель комитета Сергей Гаврилов. — Мы слишком увлеклись ужесточением наказаний в Административном и Уголовном кодексах. Нужна система не только наказаний, но и стимулирования. Ужесточением мы не достигнем желаемых целей. А в области культуры нужно быть внимательнее. Надо все-таки определить, стоит ли защищать и вообще считать объектами культуры провокационные постановки.
Парламентарий также считает, что понятия «общественная нравственность» и «традиционные ценности» сами по себе должны быть введены в законодательство «как то, что требует поддержки, заботы и при необходимости — охраны».
— Но размахивать дубиной наказания надо все-таки избирательно и аккуратно. И надо понимать, что любая мера, особенно связанная с наказаниями, должна разделяться значительной частью нашего общества, прежде всего традиционно настроенной. А если предмет наказания будет непонятным для населения, то не стоит этим баловаться. Бывало много прецедентов, когда хулиганы и провокаторы от так называемого искусства оскорбляли общественную нравственность. И важно, чтобы закон не стал инструментом защиты действий таких провокаторов, — заключил Сергей Гаврилов.
— Может быть, и есть потребность в подобного рода поправках для правоприменителей, — сказал «Известиям» член комитета, депутат от ЛДПР Иван Сухарев. — Но вопрос спорный. У нас «прекрасно» работает и ст. 282 УК («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»), по которой часто попадают под уголовную ответственность невинные люди. У нас и за перепост можно оказаться за решеткой. В то же время нередко те, кто оскорбляет чувства людей, и не только верующих, уходят от ответственности. Вопрос во многом в правоприменении. Как будет предлагаемая норма работать? И не попадут ли под нее массы людей, которые не хотели сделать ничего плохого? Такие инициативы надо широко обсуждать, думаю, это надо будет сделать и на площадке нашего комитета с привлечением общественников и представителей силовых ведомств.
Первый зампредседателя комитета Дмитрий Вяткин заявил «Известиям», что не видит пока насущной необходимости добавлять какие-то новые наказания к тем санкциям, которые есть в действующем законодательстве.
Напомним, что ч. 2 ст. 5.26 КоАП предусматривает до 120 часов обязательных работ или до 200 тыс. рублей штрафа за «умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порчу или уничтожение». Введенная в УК в 2013 году ст. 148 («Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий») устанавливает наказание за «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих» в виде трех лет лишения свободы.
Задержаны, избиты и убиты по ошибке. Что бывает, когда полицейские принимают случайного человека за злоумышленника
Погоня, избиения, смерть и другие последствия встречи с рассеянными и невнимательными оперативниками — Никита Сологуб рассказывает о нескольких случаях «мнимого задержания», которые объединяет одно: безнаказанность полицейских.
19 января 2016 года житель Красноярска Максим Кудинов забрал из детского сада своего четырехлетнего сына. Они поехали кататься на горку. Около половины шестого мужчина сел за руль, а мальчик в ярко-голубой куртке — в желтое детское кресло на переднем пассажирском месте. По пути Максиму захотелось в туалет, и он остановился в безлюдном месте у гаражей рядом с больничным корпусом.
Оставив машину с ребенком под светом фонаря и с включенными фарами, мужчина отошел к гаражу, секунд через десять вернулся обратно, неторопливо отряхнул с обуви снег, сел за руль, выполнил разворот и начал выезжать с больничных задворков. В этот момент из темноты у того места, где он справлял нужду, выскочили двое крепких мужчин. Оба что-то кричали. Максим не слышал — окна автомобиля были закрыты. В свете фар он увидел в руках у одного из незнакомцев пистолет; в следующую секунду тот бросился на машину.
Испуганный отец выжал педаль газа, отъехал на 50 метров — до основной дороги — стал набирать 112 и увидел в зеркале заднего вида, что двое преследователей бегут за ним. Через несколько минут Максим подъехал к ближайшему людному, хорошо освещенному месту — клубу «Багира» — и остановился. Когда Кудинова наконец соединили с дежурным, путь ему преградил незнакомый автомобиль, из которого выскочил один из вооруженных мужчин.
«Кричу в трубку: "Вот они опять здесь появились!". Включаю заднюю, отскакиваю в сторону, в этот момент он на меня замахивается, пытается разбить рукояткой стекло водительское — видимо, чтобы меня достать — но, так как я задом отъезжаю, поскальзывается и падает. Тогда я пытаюсь поехать и слышу выстрелы. Я смотрю, он мне как-то в сторону колеса переднего рукой: раз хлопок, два хлопок, потом мимо него проезжаю, он мне еще и в заднее стрельнул. Кричу дежурному: "Они стреляют, я слышу выстрелы!"», — вспоминает он.
После этого нападавшие запрыгнули в свой автомобиль и стали преследовать Максима, но пропустили несколько машин на светофоре. В образовавшемся заторе один из них вновь выскочил на дорогу и с пистолетом в руках попытался догнать Кудинова бегом, но тому повезло — загорелся зеленый свет. В панике Максим еще долго колесил по Красноярску, делал бессмысленные повороты и опасные маневры по встречной, пока не наткнулся на экипаж ГИБДД. Его сотрудники, не увидев рядом никаких вооруженных людей, лишь посмеялись над перепуганным водителем. Дежурный посоветовал обратиться с заявлением в ОВД Октябрьского района и прислал экипаж ППС. Отвезти ребенка домой полицейские не разрешили, пообещав, что оформление бумаги займет от силы несколько минут.
К ужасу Максима вскоре в отделении появились и два крепких молодых человека, которые напали на него возле больницы и преследовали по всему городу. Они оказались оперативниками управления по контролю за оборотом наркотиков ГУ МВД по Красноярскому краю.
Закладки, учебники и березовый сок
Оперативники объяснили, что произошла ошибка: рядом с гаражом должен был появиться закладчик наркотиков, внешность которого полицейским была неизвестна. Извиняться за случившееся они не собирались. «Началось: "Ты не прав, ты че творил…". Я тоже говорю: "Да это вы не правы, удостоверение не показали, пистолетом размахивали, форму не надели. Я ребенка спасал, уходил от преследования бандитов, я откуда знал, что вы полицейские! Давайте домой отпускайте, раз я ни в чем не виноват!"», — вспоминает Максим.
Однако за беседой с оперативниками последовал личный досмотр, обыск автомобиля, изъятие ноутбука и флешки с видеорегистратора, опрос с одним следователем, потом с другим, а затем — с третьим. Около половины десятого полицейские позволили Кудинову позвонить, чтобы кто-то отвез к матери уставшего и голодного ребенка. Когда мальчика забрал друг семьи, его отца повезли в диспансер на сдачу анализов, а затем — в управление по контролю за оборотом наркотиков, в котором служили напавшие на него оперативники. Там Максиму пришлось еще час ждать, пока следователь найдет ключ от кабинета, а затем еще несколько часов давать объяснения.
По словам мужчины, следователь недвусмысленно намекала, что исход этой беседы зависит от его поведения: фигурантом уголовного дела может стать он сам — например по статье 318 УК (применение насилия в отношении представителя власти). На вопрос, как оперативники могли заподозрить, что мужчина приехал делать закладку с ребенком в детском кресле , полицейские отвечали: «Да они и не на такое способны!». В четыре часа ночи Кудинова привезли домой: как оказалось, для проведения обыска. «Разбудили всех соседей на площадке, опозорили меня перед ними: «В этой квартире могут находиться наркотики, нам надо, чтобы вы были свидетелями». Они спрашивают: "С чего вы взяли? Там что, наркоманы живут?" — "Возможно!". Квартиру особо не смотрели, дети спали уже в комнатах, поэтому они так, для вида шкафчики пооткрывали. Я бы их и на порог не пустил, но они меня уже просто изморили», — говорит Кудинов.
9 февраля Максиму вернули ноутбук и флеш-карту из видеорегистратора. Все хранившиеся на ней файлы, в том числе, запись с моментом нападения оперативников, были удалены, а поверх них записаны новые — из-за этого Кудинову не удалось восстановить содержимое даже с помощью специальных программ. Максим ожидал дальнейшего давления со стороны полиции, но этого не произошло. Теперь заявление в Следственный комитет напишет он сам. «Я не хочу, чтобы это замялось. Пусть они на моем примере для себя урок вынесут. Понятно, что их заставили рапорт написать, понятно, что начальство прикрыло, но я бы хотел разворошить это гнездо осиное. Чтобы всем досталось, чтобы они в следующий раз хотя бы показывали удостоверение, когда на человека накидываются ни в чем не повинного!» — возмущается он.
Случившееся с Кудиновым — не редкость. В уголовном праве даже есть специальное понятие — «мнимое задержание». По определению исследователя Ольги Кондрашовой — это «причинение вреда, совершенное при неверной оценке действий задерживаемого, ошибочно принятых за общественно опасное посягательство, либо его личности, ошибочно принятой за лицо, совершившее такое посягательство».
Если верить учебнику для вузов «Уголовное право России» под редакцией Жалинского, у заявления Кудинова шансов нет: «В случаях, когда лицо, осуществляющее задержание, не только не сознает, но, исходя из конкретных обстоятельств дела, не должно и не может сознавать ошибочности своего представления относительно личности потерпевшего и оснований задержания, уголовная ответственность вследствие отсутствия вины исключается. Налицо случай (казус), невиновное причинение вреда». Таким образом, для того, чтобы заявлению Максима не было дано хода, оперативникам будет достаточно доказать, что при задержании они действовали в соответствии с законом «О полиции» и согласно должностным инструкциям: представились сотрудниками правоохранительных органов, показывали удостоверения и пользовались оружием соразмерно ситуации.
Сделать это в отсутствие подтверждающей версию Кудинова записи с видеорегистратора будет нетрудно. В том же учебнике в пример приводится история, герои которой, на взгляд авторов, не должны понести наказания. В одном из городов Карелии из зала суда сбегает Ц., совершивший тяжкое преступление. Поднятые по тревоге сотрудники РОВД перекрывают город; милиционеры Б. и Р., патрулировавшие выезд из города, видят на опушке леса человека, по приметам похожего на Ц. Они выскакивают из автомашины и направляются к нему, но тот убегает. Милиционеры, один из которых в форме, преследуют его, неоднократно предлагают остановиться, делают несколько предупредительных выстрелов. Но мужчина продолжает убегать. Когда становится ясно, что беглец может скрыться, милиционеры делают по одному прицельному выстрелу. Неизвестный падает, его задерживают. Им оказывается не убежавший из суда Ц., а некто С., который «собирал в лесу березовый сок и испугался за это ответственности». В результате его здоровью был причинен вред средней тяжести. «На наш взгляд, исходя из обстановки задержания, [милиционеры] не могли сознавать ошибочности своего представления относительно личности задерживаемого и не должны нести ответственность», — пишут авторы учебника.
Самбо на брусчатке
В реальности оперативники чаще проводят задержания без формы — закон этого не запрещает. В начале января 2014 года на казанском проспекте Победы был обнаружен труп местного жителя Марата Сагаутдинова. Через неделю следователи объявили в розыск подозреваемого в убийстве — 55-летнего Анкара Ахметзянова. 16 августа оперативнику Эльмиру Намазову позвонил начальник, который попросил взять с собой наручники и вместе с напарником Азотом Абдуллиным приехать к дому, в одном из квартир которого проживал подозреваемый.
Квартира Ахметзянова была на первом этаже, на окнах стояли металлические решетки, а внутри, помимо мужчины, могли находиться его жена и сын, поэтому оперативники зашли в щитовую, отключили свет и поднялись на второй этаж — ждать, пока подозреваемый выйдет на лестничную клетку, чтобы разобраться со щитком. Спустя какое-то время 21-летнему предпринимателю Рафаэлю Сафину позвонил его близкий друг и попросил помочь его тете, в квартире которой почему-то отключилось электричество. Приехав, молодой человек через окно взял у женщины ключи, открыл ими дверь подъезда и зашел внутрь. «Захожу, поднимаюсь на пролет, в это время тетя друга открывает мне дверь. Я иду к щитку, тут сверху выпрыгивают два молодых человека с оружием в руках, в свитерах обычных, кричат: "Стоять!". Я поступил, на мой взгляд, как любой нормальный человек — развернулся и побежал от них из подъезда по улице. Сзади были слышны выстрелы, непонятно, в воздух или прицельно по мне. Через пару минут я понял, что это бессмысленно, лег на землю практически, бросил на землю ключи и очки, которые у меня были в руке. Надели наручники, они стали бить ногами в голову, хотя я никакого сопротивления не оказывал. Спрашиваю: "Да вы кто такие?". А один наступает мне на голову» — вспоминает Сафин.
После этого оперативники завели молодого человека во двор и поставили на колени в ожидании служебного автомобиля. В отделении следователь взял с него объяснение, посмотрел мобильный телефон и якобы вызвал скорую помощь, которую Сафин, впрочем, не дождался. Добираться в приемное отделение ему пришлось самому. Врачи зафиксировали кровоподтек век правого глаза, лобной области справа, грудной клетки слева и ссадину правой коленной области. Пострадавший написал заявление в прокуратуру, которая передала материалы во второй отдел по расследованию особо важных дел СК Татарстана. Спустя полгода следователь возбудил в отношении Абдуллина и Намазова дело по пункту «а» части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия), а дальше, вспоминает Сафин, началась «ведомственная чехарда»: сначала зампрокурора Татарстана отменил постановление о возбуждении дела, затем его распоряжение, в свою очередь, отменил заместитель генпрокурора Виктор Гринь; в результате дело вернулось в тот же второй отдел СК Татарстана.
За 21 месяц расследования этого дела было проведено пять экспертиз повреждений, полученных Сафиным. Две из них подтвердили версию потерпевшего, а остальные — версию оперативников. По их словам, выбежав за Сафиным на улицу, они неоднократно кричали: «Стоять, полиция! Будем стрелять!», но молодой человек только ускорял бег, поэтому они и произвели несколько выстрелов в воздух, после чего он лег на землю. «[В руке у него был] предмет, похожий на оружие. В этот момент мужчина повернулся в его сторону, [Намазов] воспринял эту ситуацию как реальную угрозу, тем более на тот момент они думали, что задерживают опасного преступника. После чего он подбежал к мужчине и двумя резкими движениями ноги попытался выбить и вышвырнуть из руки предмет, похожий на оружие», — говорилось в протоколе первого допроса оперативника Намазова. В ходе второго он вспомнил, что Сафин лег на землю не самостоятельно, а из-за примененного коллегой приема самбо «загиб руки за спину». Повреждения на лице пострадавшего полицейский объяснил тем, что тот упал лицом на брусчатку.
В результате следователь решил, что из экспертных заключений «невозможно сделать однозначный вывод о наличии в действиях Абдуллина и Намазова умышленных противоправных действий в отношении Сафина». Не смутила его и видеозапись с камеры наружного наблюдения, зафиксировавшая момент задержания. На ней видно, как Сафин пытается убежать, затем останавливается, поднимает руки вверх и бросает на землю предметы, находящиеся у него в руках, после чего ложится на асфальт, а подбежавшие оперативники наносят ему ногами несколько ударов в голову. Следователь же описал происходящее так: «Намазов делает два движения правой ногой в сторону Сафина с левой стороны относительно последнего, куда именно попали указанные движения ногой, на видеозаписи не видно».
«Установлено, что существенного вреда здоровью Сафина сотрудники полиции при задержании не причинили. Кроме того, сотрудниками полиции Сафину была вызвана скорая помощь, однако от медицинской помощи последний отказался. […] Тем самым превышение мер, необходимых для задержания предполагаемого преступника, сотрудниками полиции Абдуллиным и Намазовым, допущено не было. Их действиями какой-либо чрезмерный вред, не вызванный обстановкой, задержанному не причинен», — заключил он и закрыл дело.
Нехорошие соседи
Доследственная проверка по факту мнимого задержания не всегда заканчивается для полицейских закрытием уголовного дела. «Случается и такое, когда одна следственно-судебная практика (в данном случае — привычное отсутствие уголовного наказания для оперативников) наталкивается на другую, выглядящую справедливо: если есть труп, значит, кто-то должен ответить в уголовном порядке, потому что это слишком запредельные последствия, тяжесть их слишком большая. Потому что сразу возникает вопрос: можно ли было обойтись без применения оружия, и оправдано ли вообще применение огнестрельного оружия по умолчанию, ведь у нас на вооружении стоит и другое оружие, которое реже ведет к летальному исходу», — рассуждает глава международной правозащитной группы «Агора» Павел Чиков.
В 2007 году к такому «столкновению практик» привел случайный визит 32-летнего жителя Казани Радика Рамазанова к своему тестю Владимиру Алексееву. Обе семьи проживали на одной лестничной клетке 13-го этажа: Радик, его жена Инна и две дочери — в квартире 83, Владимир Александрович и его жена Луиза Набеевна — напротив, в квартире 87. Перед входной дверью Алексеева находился тамбур, в котором пенсионер хранил овощи и инструменты и даже поставил кресло для отдыха. Родственники заходили друг к другу практически каждый день, часто даже не закрывая двери. Молодых людей, снимавших квартиру 86, они видели редко — те были необщительны и почти не выходили из дома.
29 января Рамазанов был дома один: жена уехала в Чебоксары на курсы повышения квалификации, поэтому Радику пришлось отпроситься с работы, чтобы посидеть с полуторагодовалым ребенком. Около пяти часов вечера он заглянул к тестю. Покурив на лестничной площадке, мужчины, не закрывая за собой дверь, зашли к Алексееву — Рамазанов хотел одолжить у него инструменты для ремонта раковины. Пройдя в комнату, он взял сверло, а затем вернулся в прихожую за гаечным ключом. Рамазанов присел на корточки — спиной к прикрытой двери в квартиру — и стал искать инструмент, а Алексеев отправился на кухню, чтобы показать зятю понравившуюся ему консервированную рыбу, которую недавно купил в магазине. В это время в тамбур вбежали двое мужчин крепкого телосложения в гражданской одежде. В их руках были пистолеты.
«Они сразу набросились на Радика, находившегося на корточках. — вспоминал на допросе его тесть. — Радик привстал, вырвался и побежал в зал. [В следующую секунду] произошло два выстрела […] Я спросил у них: "Кто вы такие, за что стреляете?". Они ничего не ответили. Когда были выстрелы, я увидел, как Рамазанов присел, скорчился и повалился. Я стал спрашивать: "Кто вы такие? За что это?". После этого [они] стали наносить удары ногами Рамазанову в область спины, по бокам, затем они оба наступили ногами на его шею. Рамазанов стонал. После этого самый высокий их них подошел и сказал: "На пол!". Я подчинился и лег в прихожей. В это время высокий мужчина показал удостоверение сотрудника милиции».
Рамазанов стал кричать: «Звоните 02». Как утверждает Алексеев, оказывать ему помощь полицейские не стали, но позвонили в скорую. Когда в квартиру вошла Луиза Набеевна, у нее началась истерика; видя это, один из оперативников оборвал провода стационарного домашнего телефона. Вскоре появился медик.
— Ты чего лежишь? — спросил он распластавшегося на полу коридора Алексеева.
— Положили.
— Ну и правильно.
Первым делом он обработал рану одного из оперативников, которая, по мнению Алексеева, была незначительной. Рамазанов же истекал кровью. В машине «скорой помощи», приехавшей за ним спустя несколько минут, якобы не оказалось медицинского оборудования. Еще через несколько минут приехала вторая, но Рамазанов скончался вскоре после того, как его погрузили в автомобиль.
Обвиняемые-свидетели и выездной суд
Уголовное дело по факту убийства Рамазанова было в тот же день возбуждено прокуратурой Кировского района Казани по части 1 статьи 105 УК (убийство). В дальнейшем его передали следственной группе прокуратуры Татарстана, а к обвинениям добавились пункты «а», «б», «в» части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия и оружия) и часть 3 статьи 139 УК (незаконное проникновение в жилище).
Алексеева неоднократно допрашивали — он последовательно излагал свою версию и подтвердил показания на месте происшествия. Ворвавшимися в квартиру людьми оказались 32-летний оперативник отделения оперативного внедрения и разработок оперативно-разыскной части №4 Татарстана Алексей Дукс и его 23-летний коллега Руслан Тазиев, а необщительные соседи из квартиры № 86 — наркодилерами, организовавшими там цех по расфасовке гашиша.
Первоначально оперативники проходили по делу свидетелями. На допросе они рассказали, что в тот день прибыли по указанному адресу по распоряжению начальника. По словам Тазиева, наблюдая за лестничной клеткой, он увидел, как в тамбур зашел неизвестный мужчина.
«Они зашли туда и увидели, что дверь в квартиру [Алексеева] приоткрыта. Оттуда навстречу ему вышли двое мужчин с молотками. Он и Дукс отошли назад и представились им сотрудниками милиции, на это молодой мужчина стал их оскорблять и сделал шаг вперед. Они оголили свои пистолеты и потребовали положить молотки. На это Рамазанов замахнулся молотком, целясь в его голову, — так показания Тазиева пересказаны в обвинительном заключении. — Он увернулся от удара, и рукояткой молотка произошел скользящий удар по его правой руке. У него из рук выпал пистолет и повис на шнурке. Рамазанов откинул молоток в сторону и схватил пистолет за рукоятку. Он, в свою очередь, схватил его за затворную раму, произошло досылание патрона в патронник. Рамазанов нажал на курок и произошел выстрел, в результате Дукс был ранен. Они продолжили бороться за пистолет, и в это время произошел второй выстрел, в результате которого был ранен Рамазанов».
В ходе дополнительного допроса — спустя неделю — Тазиев вспомнил, что несколько раз ударил Рамазанова, хотя тот не бил его в ответ. В свою очередь, Дукс уточнил, что выстрелил в Рамазанова, поскольку тот продолжал наваливаться на Тазиева, упавшего на пол. «Он хотел выстрелить ему в бедро, но так как тот двигался, выстрел пришелся ему в поясницу. Раненного мужчину они занесли в квартиру, оказали медицинскую помощь, вызвали 03», — говорится в обвинительном заключении. Позже оперативник уточнил, что не видел молотка в руке Алексеева.
Во время следствия, которое продлилось шесть месяцев, оба полицейских находились под подпиской о невыезде. По итогам комплексной судебно-баллистической экспертизы места происшествия и судебно-медицинской экспертизы тела погибшего следователь пришел к выводу о том, что ее выводы сообразны показаниям Алексеева: оперативники не представились, поэтому Рамазанов оттолкнул их, из-за чего пистолет Тазиева, снятый с предохранителя, выстрелил. Пуля попала в Дукса. Тот, в свою очередь, увидел, как Рамазанов пытается убежать вглубь квартиры и «с целью умышленного причинения смерти произвел выстрел в область жизненно важных органов — грудной клетки», а затем вместе с коллегой нанес упавшему мужчине не менее семи ударов ногами по различным частям. Однако суд посчитал иначе.
Еще в самом начале процесса в Кировском районном суде Казани судья Морозов согласился с защитой оперативников во мнении о том, что протоколы их допросов являются недопустимым доказательствами, поскольку в них полицейские были оформлены как свидетели, а не обвиняемые, и не могли обеспечить себе надлежащую защиту. Следующим ударом по позиции потерпевшей стороны стало удовлетворение ходатайства о проведении повторной ситуационной экспертизы по просьбе адвокатов Дукса и Тазиева.
«Произошла не очень распространенная вещь — участие суда в экспертизе, то есть выездное заседание. Эксперимент проводился на месте, в квартире, был назначен выход суда на место происшествия. То есть суд в полном объеме, с секретарем выехал туда, на место происшествия, и с участием экспертов на месте, с участием понятых, статистов, которые изображали участников, он еще раз проводил следственный эксперимент, результаты которого были положены в обоснование ситуационной экспертизы. Эксперт сказал, что те показания, которые давались обвиняемыми, являются истинными, то есть события происходили сообразно их показаниям», — вспоминает юрист Казанского правозащитного центра Игорь Шолохов, представлявший интересы потерпевшей стороны.
Именно эта экспертиза стала для судьи Морозова решающим доказательством. «[…] протоколы осмотра места происшествия, изъятия и осмотра вещественных доказательств, заключения экспертов не указывают на причастность подсудимых к инкриминируемых им деяниям, а лишь подтверждают доводы подсудимых, изложенные ими в судебном заседании. [Основываясь на заключении выездной экспертизы], суд приходит к выводу, что выстрел из пистолета Тазиева произошел в процессе борьбы за его завладение с нападавшим на Тазиева Рамазановым, пытавшимся отобрать оружие. В сложившейся обстановке Дукс, будучи ранен, действия Рамазанова, в физическом отношении значительно превосходившего Тазиева, должен был оценивать как нападение на сотрудника милиции с завладением его оружием, с причинением вреда здоровью и с непосредственной угрозой жизни», — постановил Морозов. В результате 30 апреля 2009 года оба оперативника были оправданы по всем статьям обвинения.
Апелляционная инстанция оставила приговор без изменения. В кассации его обжаловали и представитель потерпевших, и прокуратура. «К окончанию процесса судебное заседание прошло с множественными противоречиями, которые невозможно было устранить в ходе судебного заседания и в связи с этим государственным обвинителем было заявлено ходатайство о назначении еще одной повторной экспертизы в Российском федеральном центре судебной экспертизы в Москве с постановкой тех же вопросов, а также дополнительных, которые принципиально влияют на расположение Дукса и Рамазанова на месте происшествия в момент выстрелов. Однако суд посчитал, что оснований для назначения повторной экспертизы не имеется, и в удовлетворении ходатайства государственного обвинителя отказал», — указал зампрокурора Кировского района Казани Япаров и потребовал отправить дело на новое рассмотрение. Однако не обратил внимания на жалобы и Верховный суд республики.
Вскоре после вынесения приговора решение суда прокомментировал зампрокурора Татарстана Фарид Загидуллин. «Мы считаем, на суд было оказано постороннее влияние. Доказательств у нас нет, но есть информация. И мотивы понятны: престиж министерства, чтобы не упасть на уровне других субъектов. Но в итоге-то что мы имеем? Лес рубят — щепки летят? Задерживали настоящего преступника, а убили семьянина, который раковину чинил?», — сетовал он в разговоре с «Комсомольской правдой». «Дукса оправдали потому, что тогда менты были всесильные в Татарстане, и они просто договорились», — развивает его мысль правозащитник Чиков.
Добросовестное заблуждение
Защитники Рамазанова и Сафина уже прошли все инстанции российского судопроизводства — жалоба первого уже три года как коммуницирована ЕСПЧ , жалоба второго вскоре будет направлена в Европейский суд. В случае, если Страсбург признает за Россией нарушение прав потерпевших, это может послужить основанием для пересмотра дел с формулировкой «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». Но и Рафаэль Сафин, и вдова Рамазанова Инна признают, что в случае с мнимыми задержаниями потерпевшим проще забыть о пережитом, чем продолжать бороться с системой.
Даже если вина полицейских не будет установлена в суде, пострадавшие могут расчитывать на реабилитацию, в рамках которой они должны будут получить извинения от имени государства в лице прокурора и потребовать возмещение вреда, отмечает глава «Агоры». «Грубо говоря, государство за это платит — за ошибку, которую совершил ее представитель — полицейский. Но если будет установлено, что властные полномочия были превышены, то речь должна будет идти об уголовной ответственности — и не имеет значения, причастно ли было пострадавшее лицо к совершению преступления или нет, — объясняет правозащитник. — У полицейского есть право на применение силы в отношении задерживаемого, но это применение силы тонко регламентировано: оно может быть только тогда, когда никакие другие действия не будут достаточны, то есть в исключительных каких-то случаях, когда никаким другим способом нельзя его задержать. И оно должно быть эффективным определенным образом — минимально достаточным. То есть в случае с Сафиным достаточно было надеть наручники, а бить по голове — не обязательно. В случае с Рамазановым не обязательно было стрелять».
Чиков уверен, что универсального противоядия от ошибок полицейских не существует. «Ошибки такого плана перманентны, — объясняет он. — Была у нас похожая ситуация — сидели в засаде двое полицейских, один в подъезде, другой на улице. Тот, который был в подъезде, ошибочно принял кого-то за подозреваемого в продаже наркотиков. Догнал его, начал лупить, а потом к нему присоединился второй, и тоже начал лупить. В итоге дело расследовалось в отношении обоих полицейских, но со второго обвинение сняли с глубокомысленной, на мой взгляд, формулировкой: "Поскольку добросовестно заблуждался относительно законности действий своего коллеги". То есть воспринимал ситуацию как процессуально правомерную. Вот если суд признает, что обвиняемый воспринимал ее именно так, то на наказание надеяться не стоит».
Возврат к челнокам: россиян отучат от покупок в иностранных интернет-магазинах
Беспошлинный порог интернет-посылок при покупках из-за рубежа снизится до 200 евро, а возврат купленных в интернете товаров будет ограничен.
Минэкономразвития совместно с Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) заставит россиян усомниться в целесообразности заказывать товары в иностранных онлайн-магазинах через интернет. МЭР и ЕЭК намерены снизитьбеспошлинный порог для ввоза интернет-посылок до 500 евро с середины 2018 года, а в 2019 году — до €200 в месяц. Такое поручение Евразийский межправительственный совет дал ЕЭК в середине ноября текущего года.
В настоящее время в России пошлина не платится, если общая стоимость всех полученных за один месяц посылок не превышает €1000, а вес — 31 кг. Сверх этой суммы пошлина составляет 30% от суммы превышения, но не менее €4 за килограмм. Представители Минэкономразвития сообщили, что порог может быть снижен до 500 евро (при аналогичных санкциях за превышение порога) через год после вступления в силу Таможенного кодекса ЕАЭС. Ещё через год порог может быть снижен до €200, сверх этой суммы будет платиться пошлина в размере 15% от суммы превышения, но не менее €2 за килограмм.
По мнению замминистра финансов Ильи Трунина, Таможенный кодекс ЕАЭС вступит в силу в середине 2017 года, тогда порог будет снижен к середине 2018 года.
Президент Ассоциации компаний интернет-торговли (АКИТ) Алексей Федоров, который неоднократно выступал за снижение порога беспошлинного ввоза посылок, а также является одним из основных лоббистов самых драконовских законов относительно регулирования интернет-торговли, назвал нынешние планы движением в правильном направлении, так как это сократит коммерческие партии товаров, которые ввозятся под видом вещей для личного пользования. Он отметил, что нужно взимать с каждой посылки пошлину в 22 евро, как в европейских странах, а также ввести НДС для иностранных продавцов, чтобы они не занижали стоимость посылок. Подобное «правильно направление» уже обеспечило россиянам рост цен на услуги иностранных интернет-компаний, поэтому насколько сильно ударят по карману россиян вышеперечисленные инициативы, представить, в общем-то несложно. Выиграют в этой безумной гонке госрегулирования под чутким руководством лоббистов-ритейлеров уж никак не простые россияне.
Минэкономразвития также предложило запретить потребителям возвращать бытовую технику, косметику и многие другие товары, купленные через интернет. Цель инициативы — создать равные условия для традиционных и онлайн-магазинов. Размещённый на regulation.gov.ru документ предполагает внесение поправок в закон «О защите прав потребителей» и должен вступить в силу со дня опубликования.
Запрет на возврат будет распространяться на продукты из перечня товаров длительного пользования и списка непродовольственных товаров надлежащего качества, указывается в пояснительной записке к проекту. В эти списки в том числе входят ювелирные изделия, косметика, текстильные и швейные изделия, бытовая химия, мебель, книги, электроприборы.
По мнению Минэкономразвития, введение запрета необходимо для того, чтобы создать одинаковые условия для онлайн-ритейла и традиционной торговли, поясняет министерство. Кроме того, «это существенно упростит и ускорит товарооборот, будет способствовать развитию конкурентной среды и улучшению делового климата», подчеркивается в пояснении к инициативе.
По закону потребитель вправе обменять непродовольственный товар на аналогичный в течение 14 дней, если он не был в употреблении, а его вид и свойства сохранены, и имеется чек. Исключением являются предметы из перечня товаров, не подлежащих обмену и возврату, в которые и входят книги, косметика, мебель и многое другое.
В начале 2017 года Минпромторг намерен представить стратегию развития интернет-торговли. Судя по тенденциям, которые теперь сопровождают процесс «реформирования» этой отрасли, нас ждёт ещё немало не самых приятных сюрпризов.
В Торонто 35 000 детей не пришли в школы. Из-за насаждаемой «секс-новизны»
Все началось прошлым летом, когда премьер-министром канадской провинции Онтарио стала Кетлин Винн – лесбиянка. Она практически сразу же объявила, что с сентября 2015 года введет в начальных школах (там учатся дети с 4 лет до 13) новую программу сексуального воспитания.
Вплоть до середины нынешней зимы эту программу правительство упорно родителям не показывало, но потом, решив, видимо, успокоить сильно волнующихся онтарийцев, все-таки обнародовало.
Сказать, что население испытало шок – ничего не сказать. Первоклассникам, а это шестилетки, собираются объяснять на уроке что такое “пенис”, “вагина”, “вульва” и “согласие на секс”. Восьмилетним детям будут рассказывать о гомосексуализме, причем в положительном ключе. Их также посвятят в “теорию полов”, согласно которой, полов не два и даже не три, а несколько, и если у тебя такой или сякой половой орган, это вовсе не значит, что ты мальчик или девочка. А может быть ты, например, “интерсекс”.
Детям от 9 до 13 лет расскажут что такое анальный секс, оральный секс, анальная жидкость, как гомосексуалисты ласкают друг друга, а также о мастурбации, как “приятном пути познания своего тела”. (За пару лет до этого на сайте Торонтского школьного управления для детей были ссылки на сайты для гомосексуалистов, транссексуалов и советы использовать для секса овощи, поскольку это, опять же, “приятный путь познания своего тела”... ). Детям в шестом классе расскажут также о вреде “стереотипов”, мешающих жить...
В интернете вдобавок к секспрограмме появилась видеоинструкция для учителей, как им отвечать на вопросы, которые им якобы будут задавать дети. Человек пять ребятишек лет 9-10, которых посадили изображать класс, слушая, что говорит учитель, краснеют, хихикают, закрывают рот руками и... не задают вопросов. Стесняются, видать. Так что учитель разворачивает какую-то бумажку и читает вопрос, написанный неизвестно кем. “Что такое blow job?” – произносит учитель. И отвечает: “Так на сленге называют когда кто-то берет член в рот. Но делать это надо только с согласия”. Или вот еще вопрос: “Вы, может быть, хотите узнать как гомосексуалисты ласкают друг друга. Они могут делать это губами, руками, и вообще любой частью тела, чтобы доставить друг другу удовольствие”.
